Случай 34. Пол В. Керч, 31 год, бухгалтер, Бронкс.
Был ясный солнечный день, когда я встретился с этим неулыбчивым семейством в их собственной квартире в Бронксе. Мистер Керч оказался коренастым, довольно красивым, но мрачноватым молодым человеком, жена его — приятной темноволосой женщиной лет под тридцать, но ее откровенно портили круги под глазами, а сын — хорошим таким мальчишкой лет шести-семи. Мы познакомились, и мальчишку тут же отослали в детскую поиграть.
— Ну, ладно, — произнес мистер Керч устало и подошел к этажерке с книгами, — давайте прямо к делу. Вы сказали по телефону, что в общих чертах вы про нас уже знаете…
Он снял с верхней полки книгу и вынул оттуда пачку фотографий.
— Вот они, эти карточки. — Он присел на кушетку рядом со мной, сжимая снимки в руке. — У меня довольно приличная камера. И вообще я, пожалуй, неплохой фотограф-любитель, в кухне у меня и чуланчик отгорожен, чтобы самому проявлять. Две недели назад пошли мы все в Сентрал-парк… — Голос у него был утомленный и невыразительный, будто он повторял свой рассказ много-много раз, и вслух и про себя. — День был хороший, вроде как сегодня, и бабушки нас давно донимали: подарите им новые карточки, и все тут, — так я отснял целую пленку портретов, порознь и вместе. Камера у меня с автоспуском, установишь, наведешь на резкость, и через несколько секунд затвор сработает автоматически — вполне успеешь добежать и сняться со всеми..»
Он передал мне фотографии — все, кроме одной. В глазах у него застыла полнейшая безнадежность.
— Эти я снял сначала, — сказал он.
Фотографии были довольно большие, примерно дюймов семь на три с половиной, и я внимательно их рассмотрел. В общем-то самые обыкновенные семейные снимки, но очень резкие, так что различаешь даже мелкие детали, и на каждой трое — отец, мать и сын. Позы разные, но на лицах неизменные улыбки. Мистер Керч в простом костюме, жена его надела темное платье и легкий жакет, а у сына — темная курточка и штанишки до колен. На заднем плане — дерево без листвы. Я поднял взгляд на мистера Керча, давая понять, что изучил фотографии вдоль и поперек.
— И этот снимок, — сказал он, прежде чем передать мне последнюю карточку, — я сделал точно тем же манером. Мы договорились, как встанем, я подготовил камеру и присоединился к своим. В понедельник вечером я проявил всю пленку. И вот что вышло на последнем негативе…
Он протянул мне снимок. На мгновение мне померещилось, что это еще один отпечаток, точно такой же, как и остальные; потом я заметил разницу. Мистер Керч был тот же, что и раньше, простоволосый, с широкой ухмылкой, но на нем был совершенно другой костюм. Мальчишка, стоявший рядом с отцом, подрос на добрых три дюйма, штаны у него были длинные, было ясно, что он стал старше, но не менее ясно было, что это тот же самый Нальчик. Зато женщина не имела с миссис Керч ровным счетом ничего общего. Элегантная блондинка — солнце сияло в ее пушистых волосах, — хорошенькая, просто глаз не отвести. Она улыбалась, гладя прямехонько в объектив, и держала мистера Керча за руку.
Я взглянул на него.
— Кто же это?
Мистер Керч устало покачал головой.
— Не знаю, — сказал он мрачно и вдруг взорвался. — Говорю вам, не знаю! В глаза ее никогда не видел!.. — Он повернулся к жене, но она не удостоила его взглядом, и он, заложив руки в карманы брюк, принялся мерить комнату шагами, то и дело посматривая на жену, адресуясь на самом деле к ней, хотя говорил он вроде бы со мной.
— Кто это? И как вообще получился этот дурацкий снимок? Говорю вам — никогда ее и в глаза не видел!..
Я взглянул на фотографию снова.
— А деревья-то в цвету! — сказал я. За спиной мальчишки, исполненного важности, ухмыляющегося мистера Керча и женщины с ее сияющей улыбкой стояли деревья Сентрал-парка, одетые густой летней листвой.
Мистер Керч кивнул.
— Знаю, — с горечью сказал он. — И представляете, что она говорит? — выпалил он, уставившись на жену. — Она утверждает, что это моя жена, то есть новая жена что-нибудь через пару лет. Боже мой!.. — он сжал голову руками. — Чего только не наслушаешься от женщины!..
— Почему вы так думаете?.. — Я посмотрел на миссис Керч, но она и меня не удостоила ответом; она безмолвствовала, сжав губы.
Керч безнадежно передернул плечами.
— Она утверждает, что на снимке все так, как и будет годика через два. Она сама умрет или… — он поколебался, но все же выговорил, — или я разведусь с ней, но сына оставлю себе и женюсь на этой, со снимка…
Теперь мы оба глядели на миссис Керч, глядели до тех пор, пока она не почувствовала, что, вынуждена что-то сказать.
— Ну, а если не так, — вздрогнув, вымолвила она, — тогда объясните мне, что же это значит?..
Никто из нас не нашел ответа, и через несколько минут я откланялся. В сущности, что я мог им сказать? И уж тем более не мог высказать свое убеждение, что, какова бы ни была разгадка злополучного снимка, дружная жизнь этой четы кончена.
Я мог бы и продолжить. Я мог бы привести еще не одну сотню подобных случаев. Все они имели место в Нью-Йорке и ближайших его окрестностях на протяжении нескольких последних лет; думаю, что тысячи таких же случаев произошли и происходят сегодня на всем белом свете. Я мог бы и продолжать, но задам главный вопрос: что же происходит и почему?
Пожалуй, я могу дать ответ.
Разве вы сами не замечали, что едва ли не каждый, кого вы знаете, все решительнее восстает, бунтует против настоящего? И все острее тоскует по прошлому? Я заметил. За всю свою долгую жизнь я прежде что-то не слыхивал, чтобы такое множество людей высказывали откровенно желание «жить в начале столетия», или «когда жизнь была проще», или «когда жить на свете было стоящим делом», или «когда вы могли вывести своих детей в люди и быть уверенными в завтрашнем дне», или, наконец, попросту «в добрые старые времена». Никто, никто не говорил такого, когда я был молод. Настоящее представлялось нам славным, блистательным, лучшим из времен. А вот теперь говорят иначе…