Избранное: Меж двух времен. Рассказы - Страница 44

— Мы должны были заслушать все мнения, мы хотели учесть все оттенки мнений, прежде чем принять столь важное решение, как то, с которым, — он обвел глазами сидящих вокруг стола, — мы сейчас все согласны.

Он улыбнулся и секунды две внимательно смотрел на меня, и я вдруг понял, что интересую его как личность, а не только как человек, выполнивший трудное задание.

— Ваше первое «путешествие», если его можно так назвать, осуществлялось со всеми возможными предосторожностями. Никто вас не видел и не слышал, и никаких следов от вашего кратковременного пребывания в прошлом не осталось. Вмешательства в события прошлого не происходило вообще — вы не воздействовали на него ни на йоту. Однако второе ваше путешествие было — умышленно, согласно плану — более смелым. Вы опять-таки не вмешивались в события, если только не считать, — он расцепил руки и поднял указательный палец, как лектор из военной академии, требующий тишины. — если не считать само ваше присутствие событием. Событие, конечно, незначительное, но на сей раз вас видели, с вами, хотя бы кратко, разговаривали. Какие мысли могли возникнуть вследствие встречи с вами? Могли ли они как-то, в большей или меньшей степени, повлиять на последующие события? В этом заключалась опасность, и серьезная опасность, но, — тут он стукнул кулаком по столу, впрочем, совершенно беззвучно, и старательно подчеркнул каждое слово, — опасность уже позади, риск оправдал себя. Мы пошли на этот риск, и вот перед нами полный доклад, и опять-таки нет ни малейшего указания на то, что ваше присутствие в прошлом хоть как-нибудь повлияло на события настоящего.

Он помолчал и вдруг добродушно осклабился.

— И должен вам сказать, что меня лично это нисколько не удивляет. Это подтверждает гипотезу, с которой согласно большинство из нас и с которой, я убежден, рано или поздно согласятся и остальные, — гипотезу, которую мы назвали гипотезой «веточки в реке». Пояснить вам ее? — обратился он ко мне, и я кивнул. — Как вам известно, время нередко сравнивают с рекой, с потоком. То, что происходит в какой-либо точке потока, во определенной степени зависит от того, что произошло когда-то раньше выше по течению. Но каждый день, каждую секунду происходит бессчетное множество событий, мириады событий, и некоторые из них огромного масштаба. Так что, если время — река, то она неизмеримо шире и глубже, чем Миссисипи в половодье. А вы, — он послал мне улыбку, — вы представляете собой крошечную веточку, брошенную в ревущий поток. Не исключено, по крайней мере теоретически, что самая маленькая веточка способна воздействовать на поток в целом; она, например, может где-нибудь застрять и положить начало большому затору, который в свою очередь может оказать влияние даже на такой могучий поток. Стало быть, теоретическая возможность, теоретическая опасность изменить историю, по-видимому, существует. Но насколько она реальна? Каковы действительные шансы что-либо изменить? Практически стопроцентная вероятность — за то, что веточка, брошенная в невообразимо мощный поток, в необъятную Миссисипи событий, не окажет на него никакого, ни малейшего влияния!..

На мгновение лицо его порозовело, потом снова приняло обычный бледный, почти мертвенный цвет; он откинулся на спинку стула, положил руку на стол и тихо закончил:

— Такова теория и таковы факты.

Воцарилось молчание, длившееся секунд шесть или семь; если бы в комнате были часы, мы услышали бы их тиканье: затем Данцигер, не меняя позы, не придвинувшись к столу и не пошевелив даже пальцем, мягко возразил:

— Теория такова. И я с ней согласен. И не удивительно, что согласен, ибо, в сущности, теория эта моя. Но таковы ли факты? Думаю, что да, полагаю, что да. — Он медленно повернул голову, оглядывая всех присутствующих. — Ну, а если мы ошибаемся?

Я был поражен — Эстергази с серьезным видом закивал головой и забормотал:

— Да, да. Существует и такая возможность. Несомненная и страшная. Но все же, — он медленно, с неохотой повел плечом, — если мы не собираемся свернуть проект единственно по той причине, что он удался…

— Нет, конечно, нет, — довольно резко прервал его Данцигер. — Никто за это не ратует, а я меньше всего. Единственное, что я говорю…

— Знаю, — сказал Эстергази с сожалением в голосе. — Не спешить. Следовать вперед с чрезвычайной осторожностью. Растянуть эксперимент на недели, месяцы и даже годы, если это необходимо для полной уверенности в успехе. Ну что ж, возможно, и я придерживался бы того же мнения, если бы… если бы у меня был выбор. Но, как знает сенатор, как знаю я и многие здесь присутствующие, — вам, доктор Данцигер, к сожалению, не представлялось случая это узнать, — правительственные дела так не делаются. — Он обвел широким жестом вокруг себя, словно обозначил контуры приютившего нас здания. — Все это стоит денег, в том-то и беда. И теперь по той простой причине, что опыт оказался удачным, мы обязаны, именно обязаны оправдать расходы практическими результатами. Мы все согласились с тем, что мистер Морли вновь отправится в прошлое. Совершенно немыслимо, чтобы он этого не сделал. Однако… однако действовать ему придется быстрее и смелее, чем некоторым из нас, возможно, хотелось бы. Чисто исследовательские работы, предоставленные самим себе, могут вестись с бесконечным долготерпением. Но здесь вопрос денег. Государственных денег. Израсходованных секретно. Без согласия конгресса. Так что теперь, черт возьми, нам нужно выдать практические результаты.

Он оглядел меня, затем — медленно-медленно — весь стол и продолжал: